Наступить на нож

• Ирина Халип
• 20.09.2024, 11:05

Мы все еще здесь.

Вчера Фейсбук подбросил воспоминание – 19 сентября 2020 года, Елена Лазарчик выходит с сыном Артемом из ворот приюта Фрунзенского района, а стоящие возле приюта сотни людей аплодируют и скандируют «Жыве Беларусь!». Мальчику дарят игрушки, мама благодарит людей, и все счастливы. И кажется, что мы вышли на финишную прямую: освободили силой своей солидарности одного ребенка – значит, скоро освободим всех политзаключенных. И люди идут не по домам, а на женский марш в центр Минска.

Я рассматриваю фотографию и вспоминаю тот день. Женский марш, флаги, улыбки. И тут же – автозаки, избитые женщины, дубинки. Вспоминаю, что именно в тот день была задержана швейцарская гражданка Наталья Херше – за то, что сорвала балаклаву с омоновца. В тот день, впрочем, задержали более 300 женщин-участниц марша. Хорошо помню даже фамилию того «пострадавшего»: Кончик. Не спрашивайте, зачем я храню этот мусор в голове, просто в «Новой газете» история Натальи Херше была опубликована под заголовком «Диктатуре приходит кончик». Вот и запомнила.

Воспоминания – как гигантский разматывающийся клубок. Потянешь за нитку – и он начинает разматываться со сверхзвуковой скоростью, а нитка обматывается вокруг шеи, и душит, и не дает дышать. А потом они цепляются одно за другое, и дышать становится еще труднее.

19 сентября мы всей страной отбили сына Елены Лазарчик. А задержали ее когда, за два дня до этого, что ли?.. Ах да, конечно, это было 17 сентября – как можно забыть, ведь в этот день арестовали Марфу Рабкову. Да, ту самую Марфу из «Вясны», которой на ровном месте дали 15 лет. До сих пор не понимаю, как она умудрялась протаскивать на свои судебные заседания бутерброды, чтобы угостить своих «подельников» - о мальчиках беспокоилась, рассказывали потом ее сокамерницы.

А Лене Лазарчик тогда повезло – ее продержали до позднего вечера в милиции и выпустили даже без административного дела. Лена еще целый год оставалась на свободе, но прекрасно понимала, что рано или поздно за ней придут. Пришли, конечно, куда ж они денутся. Пришли и забрали – на восемь лет.

Снова всматриваюсь в те кадры, где первоклашку Артема Лазарчика отдают матери. Он уже в четвертом классе, а Елена в колонии. И только по немногочисленным свидетельствам выходящих оттуда можно узнать, что она почти ничего не видит, а администрация упорно пытается посадить ее за швейную машинку. Елена отказывается – даже если бы хотела, она бы не справилась с шитьем, зрение не позволяет – и отправляется в ШИЗО. Из ШИЗО – в ПКТ. Из ПКТ возвращается в отряд буквально на день, потому что ее тут же сажают за швейную машинку, она говорит «нет» - и все сначала, по кругу. ШИЗО-ПКТ-цех-ШИЗО, до бесконечности.

Воспоминания цепляются друг за друга. А не та ли это швейная машинка, за которой недолгое время сидела Полина Шарендо-Панасюк? Именно Полина, когда в гомельской колонии политзаключенных женщин стали распределять именно на пошив милицейской формы, произнесла горькую фразу «они нас оскверняют». И вместе с другими политзечками придумала остроумный выход: они шили и «заговаривали» милицейскую форму. Строчили и бубнили, обращаясь к изготавливаемым штанам: «Ты будешь хорошим ментом. Ты перейдешь на сторону народа и поможешь нам освободить страну. Как только ты наденешь эту форму, сразу крикнешь «Жыве Беларусь!», и тебя поддержат такие же, в сшитой нами форме». Где вы, менты в заговоренной Полиной форме? Где ваше «Жыве Беларусь!»? А может, вы, надев эту заговоренную форму, сразу сбежали за границу?

Знаете, а ведь соцсети с их ловко подбрасываемыми воспоминаниями тут совершенно ни при чем. Мы и без всяких фейсбуков натыкаемся на них, как на острые колья. Вот на этом углу избивали женщин. Вон с того балкона Катя Андреева вела свой последний в ту осень стрим. За тем углом здание суда, в котором друга укатали на десять лет. А в той деревне двоюродный брат на «химии» скотником работает. Страна утыкана воспоминаниями, как ножами. Сделай шаг – и умрешь. От отчаяния, тоски, безнадежности.

Не помнить. Забыть. Уйти из соцсетей. Выбросить к чертовой матери календарь, чтобы не издевался своими числами, напоминая и раздирая душу. Стать спокойными и уверенными в завтрашнем дне. Перевернуть страницу, как говорил один упырь.

И забыть про Полину. Про Елену. Про тысячи. Тогда – есть шанс. Но этот шанс не наш.

Мы наступаем на торчащий из земли нож, чтобы не забывать. Захлебываемся от боли, но идем дальше. На следующий нож. Нам больно, и это значит, что мы все еще здесь.

Ирина Халип, специально для Charter97.org